На повороте Бобров заметил даму в амазонке, спускавшуюся с горы на крупной гнедой лошади.
Это была Нина в темно-зеленой длинной развевающейся юбке, в желтых перчатках, с низеньким блестящим цилиндром на голове. Она уверенно и красиво сидела в седле. Заметив Боброва, Нина пустила лошадь галопом. Поравнявшись с Андреем Ильичом, она сразу осадила лошадь, и та остановилась, нетерпеливо переступая ногами. От езды у Нины раскраснелось лицо, и волосы, выбившиеся на висках из-под шляпы, откинулись назад длинными тонкими завитками. — Откуда у вас такая прелесть? — спросил Бобров.
— А правда, красавица? Это — подарок Квашнина.
— Я бы отказался от такого подарка, — грубо сказал Андрей Ильич, рассерженный беспечным ответом Нины. Нина вспыхнула. — На каком основании?
— Да на том, что... кто же для вас в самом деле Квашнин?.. Родственник?.. Жених?..
— Ах, боже мой, как вы щепетильны за других! — воскликнула Нина язвительно.
Но, увидев его страдающее лицо, она тотчас же смягчилась.
— Ведь ему это ничего не стоит... Он так богат... Нина вдруг нагнулась к Боброву, ласково дотронулась концом хлыста до его руки и сказала, тоном маленькой девочки, сознающейся в своей вине: — Ну, будет... будет, не сердитесь... Я ему возвращу лошадь назад, злючка вы этакий!.. Видите, что значит для меня ваше мнение. Глаза Андрея Ильича засияли счастьем.
— Вы, конечно, знаете о нашем пикнике? — В первый раз слышу, — ответил Андрей Ильич.
— Пожалуйста, приезжайте. В среду, в пять часов вечера... Все это ведь из-за меня вышло. Третьего дня я говорила, что хорошо бы компанией куда-нибудь в лес проехаться, а Василий Терентьевич… — Я не поеду, — сказал Бобров резко.
— Нет, поедете! — сверкнула глазами Нина. — Господа, марш, марш! — крикнула она, подымая лошадь с места галопом. Нина и Бобров уже скакали рядом, она — улыбаясь и заглядывая ему в глаза, он — хмурый и недовольный.
— Андрей Ильич! Слушайте, что я вам скажу. Ведь это я для вас выдумала пикник, мой нехороший, подозрительный друг, — сказала она с глубокой нежностью в голосе. — Я хочу непременно узнать то, что вы не договорили тогда, на вокзале... Нам никто не помешает на пикнике.
И опять мгновенная перемена произошла в душе Боброва. Чувствуя у себя на глазах слезы умиления, он воскликнул: — О Нина! Как я люблю вас!